elena_2004 | Entries tagged with язычество

В Шевино (это неподалеку от довольно известной «курортной» деревни Большие Лётцы) мы отправились с Владимиром Ивановым. Петра Морозова, к сожалению, уже нет в живых.
Владимир Иванов много лет проработал в органах МВД и на таможне, а когда вышел на пенсию, всерьез занялся изучением истории родного края. Ему и пришла идея сделать реконструкцию древних погребальных обрядов. Было это в 2012 году. Но перед этим он совершил много краеведческих походов:
— Заинтересовался древними погребальными валунами, крестами, символикой на них, эпитафиями. Ходил по старым кладбищам в восточных регионах Витебщины, много читал на эту тему. В итоге собрал информацию про 70 артефактов. А про кладбище возле деревни Шевино мне рассказала витебская художница Светлана Баранковская. Говорит: «Там древние кресты валяются прямо возле дороги». Я приехал туда, смотрю, и правда — на обочине, в свалке, лежат около 10 крестов.
Благоустраивая могилы своих родственников, люди оттаскивали каменные кресты подальше. Потом засыпали их мусором, вытирали о них кисти от краски… Владимир решил, что память о давно почивших предках не должна быть неприкаянной, попранной. Пришла мысль облагородить для артефактов специальную площадку на краю кладбища.
Пенсионер обратился за помощью к председателю Летчанского сельсовета Виктору Бурдею. Показал ему эскиз реконструкции. Представитель местной власти распорядился, чтобы краеведу всячески содействовали строители, которые благоустраивали дорогу вдоль кладбища. Они разровняли бульдозером площадку, привезли 4 машины песка, по договоренности с лесниками спилили несколько деревьев.
Вскоре к реконструкции подключился Петр Морозов. «Он такой рукастый мужик был, отлично справлялся с плотницким делом. Был серьезно болен, но все равно помогал мне. Бывало, работал сидя, преодолевая боль», — вспоминает Владимир Иванов.
( Read more... )
Читать полностью: http://news.tut.by/society/495724.html

http://v-nalimov.ru/articles/101/477/
Вернемся теперь еще раз к излюбленной теме Василия Петровича – попытке осмыслить народное миропонимание, запечатленное не в привычных нам философских построениях, а в легендах, сказках, поверьях и в самом образе жизни, воспроизводившем их.
Как истинный этнограф, он никогда не выступал против религии, считая ее одним из проявлений человеческого существования. Но был против ограничивающих рамок Православия. Этот мотив, по-видимому, у зырян носил народный характер. Отец не раз рассказывал дома один из вариантов знаменитой зырянской легенды о паме Шипичá, противостоящем Стефану Пермскому.
Здесь мне хочется воспроизвести эту легенду так, как она дана в примечании к статье «К материалам по истории материальной культуры Коми», опубликованной Koмi My, 1925, № 2, с. 15-17 (легенда записана в 1908 г.):
Со мною на пароходе ехало несколько женщин села Маджа в Ульянов монастырь на богомолье. Они рассказали мне: «Знаменитый пам Шипичá, очень удрученный переходом некоторых Зырян в православие, сам вырыл себе могилу на берегу Сысолы, лег в нее живым, произнес свои заклинательные слова с обращением к ветру, чтобы ветер засыпал песком его могилу; но в момент, когда свободные и вольные дети Севера свергнут гнет православия, тогда ветер разнесет с его могилы песок, река Сысола омоет берега, тогда он (пам Шипичá) с сияющим лицом встанет и поведет свой народ к счастью и к свету ра зума. Узнав об этом, русское духовенство и главный еретик, Усть-сысольский протопоп, построили на его могиле собор Троицы, чтобы тяжело было дышать паму Шипичá. Но близок час победы вода обрушивает берег, ветер мечет песок, собор треснул в трех местах. Скоро, скоро придет время, когда наш собор со своими иконами рухнет в реку, и восстанет наш вождь пам Шипичá. Напрасно протопоп зовет мастеров архитекторов: они не поправят собора, свалится церковь с иконами и восстанет наш вождь».
Меня интересовало, как могут рассказывать такую легенду женщины, едущие на богомолье в православный монастырь. Они отвечали и очень просто: «Наша настоящая вера зарыта в земле, мы исповедуем темную веру» (с. 17).
Мне кажется, эта легенда примечательна тем, что отражает тоску женщин-христианок по далекому языческому прошлому. Двуеверье – вот что, наверное, было типичным для зырян того времени. Возможно, этот малоизученный феномен был характерен и для русских, несмотря на тысячелетие крещения. Наше сознание удивительным образом хранит и оберегает все прошлое, прислушивается внутренним слухом к его звучанию. В плане психологическом двуеверие – это явление, напоминающее феномен гипноза. Известно, что загипнотизированный, подчиняясь воле гипнотизирующего, может сохранять в себе критическое начало – скрытого наблюдателя. В рассматриваемом нами случае языческое начало оказалось в роли такого наблюдателя.
( Read more... )

Оригинал взят у

orei в Язычество и православие. Потомки летописной Мещёры из села Шопша

Сегодня я расскажу вам о культуре населения села Шокша Теньгушевского района Мордовии, населения, которое ученые считают потомками той самой древнерусской летописной мещёры. О народе мещёра часто говорят - загадочный. Удивительно, но о древних греках и римлянах мы русские знаем значительно больше, чем о людях, которые жили в наших краях по историческим меркам еще не так давно, менее 500 лет назад, всего в 100 километрах от Москвы. И даже являются прямыми предками большей части современных жителей Мещёрского края...

( Read more... )

Оригинал взят у

ilya_ilm в ВЕЛЕС и НИКОЛА. Мерянский аспект

То обстоятельство, что культ языческого Велеса был во многом перенесен на культ святого Николая, достаточно широко известно и подтверждено (хотя по понятным причинам не популяризуется) историками. Можно просто сравнить, например, знаменитого Николу Можайского (первое изображение которого было, кстати, деревянной скульптурой!) и Велеса на проекте памятника Тысячелетию России в Великом Новгороде.

   По популярности народный святой Никола-угодник уступает только Богоматери, до неприличия сильно обгоняя самого Иисуса. Однако нигде нет вразумительных объяснений, почему Велеса заменил именно Николай, а не Власий, несмотря даже на перенятую последним у Велеса функцию покровителя скота – «скотьего бога».
   Возможный ответ кроется в нерассмотренном до сих пор «мерянском следе».Прежде всего, следует отметить, что культ святого Николая присущ месту расселения финно-угров Московии, а не Киевской Руси, где святым-покровителем был Георгий. Вместе с князьями-Рюриковичами Георгий в конце концов утвердился в Московском гербе, но до сих пор проигрывает народному Николе-угоднику.
   Разделение функций языческого бога между святыми Власием и Николой можно объяснить случайностью, проистекающей из славянско-финского двуязычия. Если носитель славянского языка переведет Велеса во Власия, то финн-мерянин с неменьшей легкостью услышит в имени «Николай», а тем более в упрощенном «Микола» родное «Мяки Лей» - холм у воды, т.е. святилище, сакральное место. Что, собственно, и подтверждают многочисленные Никольские церкви, и, в первую очередь, знаменитый Никольский собор в Можайске.
Хотя Можайский район известен многочисленными угро-финскими гидронимами и топонимами, а название самого города можно перевести как «красивый», наличие западного финского слова «мяки» - «холм» в этой местности может показаться странным. Но только на первый взгляд. Например, на расстоянии всего 300 км близ Углича расположен известный Улейминский, а точнее, Николо-Улейминский (sic!) монастырь в одноименном селе на одноименной же реке. «Лейма» - корова именно по-фински, а не на эрзянском или марийском языках. Недалеко от Улеймы, в сторону Ярославля, есть гидроним-дублер: река Коровка. Так что гипотеза с «мяки» имеет достаточно оснований: если славяне могли добраться из Киева в Углич за тысячу верст, то уж местные жители могли как-нибудь осилить в три раза меньшую дистанцию.

( Read more... )

http://news.tut.by/society/348239.html
Некоторые захоронения на белорусских кладбищах, по мнению этнографов, представляют еще и историко-культурный интерес. Так, до наших дней на деревенских кладбищах Беларуси встречаются, хоть и очень редко, необычные погребальные сооружения в виде домиков – отголосок языческих обрядов. В Кличевском районе на Могилевщине их принято называть "теремками". Людмила Русецкая, научный сотрудник Кличевского краеведческого музея:
"Так когда-то хоронили наши предки-славяне. Над могилой возводится домик в виде теремка с окошечком, в которое, считали наши предки, выглядывают души умерших".
Надмогильный "теремок" на кладбище деревни Борки Кличевского района, по данным этнографов, – один из немногих, сохранившихся в Беларуси. "Домики мертвых", "избы смерти", "домовины" – это все названия подобных типов захоронений, в особенности распространенных на бывших территориях дреговичей. Такие языческие погребения во многих белорусских местечках долгие века уживались не только с христианскими обрядами. Даже в эпоху воинствующего атеизма некоторые крестьяне продолжали хоронить в теремках. Этот родственники некоего Кузьмы Цмыги соорудили над его могилой в 1939 году.

( Read more... )