Статья 1947 года из "Львова и Вильны" (№21, 20 апреля). Албанский друг, о котором идет речь в очерке -- несомненно русский белый офицер-кавказец из Дикой дивизии, из числа тех, которые под началом полковника Кучука Улагая составляли охрану короля Албании, а после оккупации Албании Италией почти в полном составе перешли на службу к итальянцам.Преступник военного времени
Рим в апреле.
Минувшая война выносит на поверхность, с одной стороны, вещи преступные, с другой стороны, — героические. Иногда, для снятия напряжения, какой-нибудь забавный эпизод. Об одном только забывают сразу, и почти полностью, что война эта была, прежде всего, — очень любопытной. Но удовлетворение любопытства неизбежно связано с познанием правды, и именно это в сегодняшней послевоенной афере труднее всего. На данный момент все более навязывается сакраментальная формула, согласно которой проповедь Его Высокопреосвященства всегда должна быть "возвышенной", а усмешка преступника, всегда должна быть "циничной". Черти ведают, как долго еще эта формула будет сохранять законную силу, но пока ничто не указывает на ее отмену. У политики для этого есть свои резоны. Наоборот, литература терпит огромный урон. Делается банальной, становится скучной, упрощается до такой степени, что становится контурной картинкой для детей, становится плоской. И именно в этом больше всего уходит от жизни, так как известно, что все вещи являются не плоскими, а выпуклыми.
К примеру, можно сочувствовать Сергею Пясецкому, который в своей трилогии о ворах ("Яблочко" и т. д. Institut Ed. — Рим) представил мир уголовных преступников в односторонне идеализированном свете, не оставляя ему ни одной черной нитки. Однако может так случиться, что и среди воров, может оказаться человек, с определенной... как бы это сказать? Эта односторонность обескураживает. А жаль, потому что тема-то по-прежнему прелюбопытная. Точно так же мне кажется, что одна из самых интересных тем послевоенной литературы, может быть, — тема военных преступников.
( Read more... )Я видел Германию снесенную под ноль. Дома, улицы, кварталы, города, замки, церкви, все. Но мне кажется, что таких руин я еще не видел.
Мы заказываем им пиццу по-неаполитански с сельдью; запивают плохим белым вином и разговор обрывается, потому что их щеки набиты едой... Все вместе взятое мучительно. На мгновение я закрываю глаза, и теперь точно знаю, что где-то и когда-то я уже видел таких людей, при таких же обстоятельствах. Где? Там, в моем садике в лесу, когда пришел председатель еврейского союза работников металлургии: "Чтобы только поболтать." Я копал тогда грядку в огороде, и он так же чесался от грязи и все время оглядывался, как затравленный волк. И еще все время смотрел на окно кухни. Когда жена вдруг позвала: "Может быть, вы хотите картошки?" — оборвал разговор на полуслове и побежал — Почти то же самое теперь, за столом, покрытым грязным экземпляром коммунистической "Унита"..
_____
— И как странно, что они бегут именно в Палестину, — сказал я своему другу, албанскому "военному преступнику". — Как же все это странно переплетается, не думаете?
— Да. — ответил албанец. — И поскольку он был набожным мусульманином, он добавил, цитируя стих из Корана: — Только Аллах указывает на прямой путь. [Коран, 16:9]
... JM ...