elena_2004

Витебск,июль 1941
В то время как один отряд немецкой 20-й танковой дивизии занял Городок, основные силы танковой дивизии и части 20-й мотодивизии вели бой за Витебск.
Ранним утром передовой отряд немецкого 21-го танкового полка попытался переправиться через Двину по железнодорожному мосту, однако, как записано в журнале боевых действий, "потерпел неудачу из-за сильного вражеского сопротивления. За мостом находились позиции нескольких тяжелых вражеских танков, ведших сильный огонь, из-за которых на время создалось критическое положение. При следующей попытке танков пересечь железнодорожный мост образовалось уже третье повреждение в мосту, настолько серьезное, что оно требовало по меньшей мере десятичасовых повторных восстановительных работ.
За мостом возник сильный уличный бой, из-за чего инженерный батальон подвергся сильному вражескому огню на железнодорожном мосту. В это время плацдарм имел глубину лишь 500 м, так что ремонтные работы на мосту и дальнейшая переправа через Двину, вследствие продолжающегося вражеского обстрела, не являлись целесообразными до зачистки района города отвечающей за это 20-й мотодивизией. Советы неоднократно атаковали плацдарм…"
( Read more... )

Когда Александр Яковлевич вылез из воды, он рассказал, как плавание помогло ему успешно бороться с тяжелыми травмами, полученными на войне, как он спасал детей из пионерлагеря от фашистов и сражался под Сталинградом.

Александр Корсак уверен, что, не случись у него аппендицит незадолго до войны, его, как и Николая Крюкова, в Москву забрало бы спортивное общество «Динамо» — готовиться к соревнованиям в Прибалтике. Однако после операции 18-летнего пловца отправили физруком в пионерлагерь «Талька» близ Пуховичей. Тренеры надеялись увидеть Корсака в расположении сборной после полного выздоровления.
Александр Яковлевич приехал в «Тальку» 21 июня 1941 года. На следующий день началась война. Несмотря на это, детей продолжали привозить в лагерь. Совсем скоро их пришлось экстренно эвакуировать.
Железнодорожный состав, который должен был сделать это, до лагеря не доехал, так как оказался на линии огня. В российский Кузнецк детей отправили на поезде, который возвращался с линии фронта, куда отвез танки. По прибытии более трехсот детей определили в приюты.
Корсак вспоминает, что приехал в Кузнецк с босыми ногами.
— Хорошо еще, что по дороге мне оказали помощь в виде тридцати рублей. Так я на них купил брезентовые туфли в Куйбышеве.
Оттуда Корсак решил отправиться в Алма-Ату.
( Read more... )
Читать полностью: http://sport.tut.by/news/swimming/503137.html

В период безвластия народ выносил из складов и магазинов все, что мог. И несли тоже, как могли. Помню картину: женщины и подростки тащат из вагона мешки с фасолью, но из-за тяжести мешок целиком нести невозможно и его разрезают, высыпая половину содержимого на шпалы.
Жуткое было на мясокомбинате у Червенского базара. Когда наши войска начали покидать город, люди бросились в цеха и склады. Однако истребительный отряд до последнего часа пресекал там оружием «попытки мародерства». Лишь в последний момент кто-то из отбывающего советского начальства махнул рукой: «Налетай кто хочет!»
И тогда народ открыто понес окорока и колбасы. Понес, переступая через трупы «мародеров», расстрелянных у стен мясокомбината всего лишь час назад.
Я сначала добыл мешок пшена, а потом по совету знающих людей сходил на швейную фабрику «Октябрь» и принес мешок ниток и мешок мануфактуры. Но больше занимал поиск пиломатериалов, оконного стекла и кровельного железа для ремонта дома. Кое-что удалось добыть, однако в одиночку работа продвигалась слабо, а раненый старик-отец был не помощник.
И тут наш сосед Собиральский привел двоих командиров-окруженцев: капитана и майора. Они были не строевиками, а инженерами, которые перед войной готовили в Минске площадки под строительство авиационного завода (после войны на этих площадках будет сооружен автомобильный завод). Мы их устроили у себя под видом родственников-беженцев, и работа пошла.
Настоящих имен командиров я не спрашивал, поскольку тогда это было совершенно ни к чему, да и сами они в отношении меня, вчерашнего заключенного, держались настороженно. Но, что характерно, именно по причине зековской репутации охотно поверили моему обещанию добыть цивильные «ксивы». Бланки советских паспортов я нашел в разбитом отделении милиции.
Сам сфотографировал командиров, сам вклеил карточки, перевел вареным яйцом печати и штампы. Труднее всего было с рельефной печатью-пломбиром, которая должна продавливать обложку паспорта. Долго возился над куском алюминия, вырезая знаки, пока не получилось некое подобие.
С этими паспортами командиры благополучно ушли из города и в конце концов добрались до своих. Знаю об этом потому, что летом или ранней осенью 1944 года капитан, ставший уже подполковником, находился в Минске и заехал на нашу улицу. Я в это время дома отсутствовал, так как был назначен главным бухгалтером Барановичского спецторга НКВД БССР, но соседи рассказали, что военный инженер интересовался мною, поведал также о том, что его напарник погиб на фронте.
Военные инженеры помогли оборудовать в погребе под сараем тайное укрытие — пространство в полметра шириной между двойной стеной. Лаз с внутренним запором ничем не выделялся на фоне деревянной обшивки. Прятались там во время облав сами «авторы проекта», пряталась затем знакомая еврейская семья Монтвалинских с Новоуфимской улицы, прятался позже и я.
Одному Богу известно, сколько в ту пору создавалось в Минске подобных убежищ, прозванных в народе «малинами». Люди рыли погреба под погребами, прокладывали от строения к строению подземные галереи, неприметно перепланировали старые каменные дома и устраивали потайные клети.
Оккупанты и их пособники вынюхали множество таких убежищ, но я уверен, что немало осталось и нераскрытых. Причем не раскрытых никогда — вместе с их обитателями. Люди гибли от шока после контузии, когда каратели наугад метали в подземелья гранаты, они задыхались под завалами, умирали там от истощения и болезней. Ко дню освобождения Минска в июле сорок четвертого живых свидетелей этих самозахоронений почти не осталось, раскапывать подземелья было некому, и руины заравнивались бульдозерами.
Если существуют тайны старого Минска, то это тайны нераскрытых военных убежищ, где по сей день в кромешном мраке мумии взрослых прижимают к груди мумии детей, — завершил свой рассказ Константин Гержидович.

Читать полностью: http://news.tut.by/society/502261.html

Оригинал взят у zhur_from_rkka в "Не каждый способен выдать женщине удар прикладом"(с)