"ИСТОРИЯ ОДНОГО РАЗОЧАРОВАНИЯ" (1)

Оригинал взят у jerzy_czech в ЮЛИЙ МАРГОЛИН: "ИСТОРИЯ ОДНОГО РАЗОЧАРОВАНИЯ" (1)

ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ЗЭ-КА
Часть I
Глава 3. История одного разочарования
То, о чем я здесь хочу вкратце рассказать, есть история одного разочарования. Не лично моего разочарования. Никогда я не был очарован советским строем и никогда не сомневался в том, что теория его - несостоятельна, а практика полна лютой человеческой кривды. Лично я относился к Советскому Союзу без иллюзий и без враждебности, как человек посторонний. Но не подлежит сомнению, что основная масса населения Западной Украины и Белоруссии в момент вступления Красной Армии была полна искренней благодарности и великих надежд. Человеку свойственно верить в добрую волю всякой новой власти, пока не докажут ему противного. Пока его не ударили, он склонен к оптимизму, и, даже, после того как ударили, он все еще надеется, что это было недоразумение.
Каким образом советская власть в течение одной зимы превратила население занятых областей - без различия классов, народностей и политической принадлежности - в противников, - справка об этом не лишена актуального интереса поскольку дает представление о методах и технике советизации вообще.
Опыт научил меня, что никакими аргументами и свидетельствами нельзя переубедить человека, который считает себя коммунистом. Переубедить его в состоянии только сама советская действительность. Тот же опыт привел меня к убеждению, что коммунизм не заключается в том, что человек вбил себе в голову. "Воображаемый коммунизм" в границах демократического строя есть сумма мнений или политическая демонстрация, от которой никому не больно. Из ста человек, которые исповедуют коммунизм, находясь в Париже или Риме, и не представляют себе ясно, как он выглядит на деле, отпало бы 90, если бы увидели его в живом действии, когда он как нож врезается в тело жертвы. Остались бы мясники, люди, для которых брутальное насилие является не только средством, но и фундаментом общественного строя.
Этапы советизации я наблюдал в моем родном городе Пинске.
Прежде всего с нашего горизонта исчезли представители польской администрации. То, что их убрали, никому не , мешало, и никто не задумывался над их дальнейшей судьбой. А между тем характерной советской мерой было то, что их не просто сняли с постов, а ликвидировали, как группу населения. Их больше не было среди нас. За ними последовали "осадники". В продолжение 20 лет существования независимой Польши правительство парцеллировало имения помещиков на Восточной границе и на освободившиеся земли сажало не местное население, а польских колонистов, по большей части заслуженных солдат польско-советской войны 1920 года, которые усиливали этнический польский элемент в восточных округах и были опорой польского государства. за 20 лет "осадники" сблизились с местным населением, дети их говорили на местном наречии, и можно было пред видеть, что не они полонизуют белорусов, а белорусская мужицкая стихия поглотит и растворит их так же, как мелкую польскую шляхту до них.
Местные люди не сделали бы зла "осадникам", таким же крестьянам, как они. Советская приезжая власть квалифицировала их как врагов и вывезла их в условиях, равносильных вывозу евреев органами гестапо. Несколько дней еврейское население Пинска находилось под впечатлением расправы с "осадниками". Это было глубокой зимой, в жесточайшие морозы. Из уст в уста передавали про неотопленные вагоны, два дня стоявшие на станции, про трупы замерзших детей, которые матери выбрасывали через окошки замкнутых вагонов. Ужас, который вызвало это преступление в гитлеровском стиле, был общим. Будущее показало, что эти и подобные меры, поскольку их целью была "чистка" населения от ненадежных элементов, не привели к цели и были не нужны. Отступление Красной Армии с занятых областей в июне 1941 года, когда началась война с немцами, совершилось с крайней и молниеносной быстротой, несмотря на отсутствие "осадников".
За ликвидацией "осадников" последовал систематический и массовый вывоз в глубь России социально-активных, популярных и руководящих людей из деревень. Ликвидации подверглась не только деревенская буржуазия и интеллигенция или патриотический польский элемент, но и все вообще люди с авторитетом, белорусы и украинцы, причем, чем популярнее они были, тем хуже было для них. Люди эти в большинстве вымерли на советском севере. Вот два примера. Весной 44 года я встретил в лагере на севере России земляка из деревни в окрестностях Пинска. Человек этот умирал от голодного истощения. По типу, разговору, образованию это был крестьянин, "кресовый" поляк. Он рассказал мне, что с ним вместе были взяты 14 человек, и только двое еще оставались в живых. Один из "живых" был он сам - полутруп. Вторая встреча была с украинцем, бывшим бургомистром городка на Подолье. Человек этот, до ареста уважаемый адвокат и общественник, получил 8 лет заключения. Петиция, которую подписали 300 рабочих, свидетельствуя в его пользу, сильно ему повредила. "Теперь мы видим, что вы действительно опасный человек, - сказали ему, - имеете влияние среди рабочих".( Read more... )

"ИСТОРИЯ ОДНОГО РАЗОЧАРОВАНИЯ" (2)

Оригинал взят у jerzy_czech в ЮЛИЙ МАРГОЛИН: "ИСТОРИЯ ОДНОГО РАЗОЧАРОВАНИЯ" (2)

Русские были осторожны и не пускались в откровенности о своем житье-бытье. Но наступала минута, когда после месяцев соседской жизни советский квартирант переставал дичиться своего хозяина и после выпивки у него развязывался язык. Тогда мы слышали долго замалчиваемую правду.
"Да понимаете ли вы, как вам хорошо было? Вы в раю жили! Все у вас было - и страха не было! А мы... - и человек рвал на себе шинель: - ... видишь, что я ношу? Как эта шинель сера, так сера наша жизнь!"
И мы верили, потому что наша собственная жизнь стала сера и тяжела так, словно загнали нас в погреб и завалили дверь камнем.
   С растущим удивлением всматривались мы в лицо этой новой жизни.В советских учреждениях царствовал непостижимый и всеобщий хаос. Очень скоро пинчане научились говорить о своих "службах" с иронией и насмешкой. Когда самая большая в городе спичечная фабрика увеличила число рабочих с 300 до 800, директор ее был снят с работы и выслан из Пинска, а вместо него принято сразу 14 инженеров. Оклад директора был велик в польские времена: 4000 злотых в месяц. 14 новых инженеров, которые делали теперь его работу, стоили государству вместе немного дешевле, чем один этот директор, а может быть, и дороже, но, ко всеобщему изумлению, фабрика стала за недостатком сырья. Не хватило дерева среди полесских лесов. Для нас прояснилась оборотная сторона планового хозяйства в советской системе: стихийная беспорядочность и разброд, естественная распущенность, с которой не было другого средства совладать, кроме железного намордника бюрократической регламентации.
Стихийный беспорядок не был случайностью: он вытекал логически из отсутствия личной заинтересованности, из нелюбви и равнодушия к чужому, казенному делу. Дело, к которому были приставлены люди, не ощущалось ими как свое: оно пренебрегало ими, а они - им. На фабрике были прогулы. В кооперативе - безтоварье, в столовой - грязь и неуютность, в парикмахерской - грубое обращение, в мастерской - небрежная работа. Чтобы бороться с этим, надо было поставить над каждым рабочим контроль, а над контролем второй контроль и НКВД с нагайкой. В этой системе сохранить производство можно было только жестоким принуждением, высокой нормой, голодным пайком и угрозой суда за малейшее опоздание или небрежность в работе. Если бы драконовский режим труда был сразу введен в Пинске, половина населения разбежалась бы из города. Нам давали время привыкнуть, тем более что важнее города была деревня, которую надо было очистить от враждебных элементов и подготовить к введению колхозов.
Крестьяне, которые приходили на кухню моей матери с молоком и яйцами четверть века, не боялись говорить с ней откровенно. "Паны 20 лет старались из нас сделать поляков, - сказал один из них, - и не удалось им. А большевики из нас в 2 месяца сделали поляков".
( Read more... )

Условно ненужные и «свалившее государство»

В издательстве Commone place вышел сборник репортажей на социальные темы «Условно ненужные» специального корреспондента «Новой газеты» Елены Костюченко.Ранее издательство выпустило книги «Неединая Россия» и «Параллельная Россия». Сборник Костюченко оправдал бы название «Маргинальная Россия»: его главный герой — поголовная, всепоглощающая российская аномия.Действующие лица — наркоманы, убийцы, сквоттеры, проститутки, полицейские, гопники и гастарбайтеры. Как подчеркивает сама Костюченко, морали только две: либо мы обречены скатываться к еще более маргинализованным состояниям, либо этому процессу социальной диссоциации можно попробовать противопоставить хоть какие-то силы — прежде всего создание и укрепление горизонтальных связей.«Я вижу, что и в регионах, и в Москве появляются и живут какие-то сообщества — движение жителей общежитий, бегуны, язычники, приемные семьи, профсоюз мигрантов, феминистское движение», — пояснила она в беседе с РП.Появлению сообществ способствуют соцсети, но объединение по интересам происходит и вне интернета. Постепенно у людей появляются вопросы к государству относительно того, как организуется их жизнь. И от создания своей, параллельной среды они выходят на диалог. Но государство к диалогу совершенно не готово, отмечает автор: «Вопрос в том, насколько люди будут настаивать на диалоге. Я это вижу по ЛГБТ-сообществу, к которому я принадлежу. Чем меньше остается легального поля, тем больше радикализируется движение».

«Моя коллега Лена Рачева недавно писала про деревню в Псковской области, с которой отменили железнодорожное сообщение. Рельсы остались, ездит ремонтная бригада РЖД. Бабушки, которые живут в деревне, начали рельсы перекрывать. Они преследовали простую цель — или вы берете нас с собой (купить в городе хлеб, доехать до больницы), или поезд не проедет. Но в какой-то момент деревенские поймут, что их требования не выходят за пределы поездной бригады, от которой мало чего зависит. Они попробуют новые методы. Уважение к государству, страх перед государством, доставшийся нам от СССР, истончается», — рассказывает репортер.

( Read more... )

http://rusplt.ru/society/uslovno-nenujnyie-i-svalivshee-gosudarstvo-10069.html