elena_2004

http://22century.ru/video/o-dvurechenskiy
Археолог Олег Двуреченский рассказывает о том, как устроена археология, в чём её ценность и предназначение. Затрагиваются многие нюансы работы археолога. Приводятся многочисленные примеры — Куликовская битва, Бородино, раскопки в Рязани и Ярославле. Освещается вред, наносимый науке «чёрными копателями».

Я провожу работы на ратных полях. Я порой могу восстановить этап боя, неизвестного, до часа. То есть, вот есть Бородинское сражение, мы проводили работы на курганной высоте (курганная высота — это батарея Раевского), я сейчас благодаря нашим подходам могу рассказать то, чего не может рассказать ни одно воспоминание ни одного участника Бородинского сражения. А почему? А потому что он рассказывает то, как он видел и то, как он переживал в пылу сражения, в ужасе, в катастрофе. А ещё по памяти, а ещё он ангажирован непосредственно тем офицером, который над ним стоял в своё время, и авторитетом которого он пользовался. Ведь только о Бородинском сражении у нас есть две основные русские интерпретации, которые друг другу противоречат, причём они катастрофически противоречат. Одно — это описание сражения из штаба Барклая де Толли, а другое — описание сражения из окружения Кутузова. Они противоречат. А ещё около трёх-четырёх французских, и они тоже друг другу противоречат. Современные историки на конференции говорят, что мы узнаём столько новых странных подробностей, что изучать мы его будем ещё много столетий, потому что очень много непонятно. А я вам могу рассказать, как археология, казалось бы, где там и раскопки проводятся, и сборы при помощи металлодетекторов, когда каждая находка сажается, мы сейчас можем во многие споры поставить точки навсегда. Как?

Вот, например, ситуация, как я уже сказал, с батареей Раевского или, допустим, Семёновскими флешами. Мы работали в глубоком тылу русской армии, недалеко от перевязочного пункта, который был там расположен, и вдруг мы фиксируем следы боя в тылу, у нас. Его никто никогда не описывал. Когда я докладывал результаты этих работ на конференции в Бородинском музее в первый год, на нас историки шикали: «Да не может быть, вы что-то неправильно поняли, да не могло здесь быть, это же полное поражение, как же так?!» А через год один из уважаемых исследователей подошёл и говорит: «Вы знаете, а вы ведь были правы. Дело в том, что было одно воспоминание такого очень ангажированного француза, ему никто никогда не доверял, но он описывал бой в этом месте. Судя по тому, что вы нашли, а потому что это ниоткуда взяться не может, он был прав».

А как случилось? Дело в том, что пришёл чёрный копатель, он просто прошёл с металлодетектором и изъял вещь. А для меня залп батальона — это не миф, это шлейф пуль, лежащих определённым образом. Я их поднимаю и маркирую, они для меня иллюстрируют конкретную ситуацию конкретного эпизода. Если бой был настолько активный, что там много залпов, которые друг на друга наложились, с этим сложнее, но по границам сражения, там, где оно выклинивается, там, где, собственно, они дошли до самого края, выстрелили, а их потом отогнали. Там я могу нарисовать границу сражения, границу распространения. А если я знаю, отличаю французские пули от русских, а если я вижу, что пуговицы номерные французские, а русские были неномерные, а каждая номерная пуговица отражает тот или иной полк. Вы представляете, какая у меня источниковая база? А никогда такого не было в науке, это последние 10 лет мы только обладаем. У нас свыше, ну, порядка 400 гектар пройдено на битве. И это всё картография, это пульс сражения, нерв сражения, мы его реконструируем только на данных археологических находок, которые посажены. А вот теперь говорят: «Да какая разница, да видел я эти все ядра, пушки — вон они в музее лежат». Я вам скажу только одну вещь: вот вы пришли там с металлодетектором чисто погулять, выпить пива на том или ином сражении, вы просто прошли, и у меня собрали ползалпа. Причём вы это просто так собрали в мешочек, положи в карман, а потом на каком-нибудь форуме загоняете это за 3 копейки. Вы изъяли колоссальную информацию об историческом сражении, а потом вы будете умиляться, рассказывать в кругу друзей, настолько вы причастны к поиску и коллекционированию. Но вы навсегда это изъяли, никогда этого не получу больше. Я вот просто рисую момент фиксации, это только одно слово, точно фиксировать каждую вещь. То есть, археолог он очень напоминает криминалиста на месте преступления. Номерные пуговицы говорят нам о том, насколько далеко прошло то или иное подразделение. Опять же, допустим, это моя интерпретация, кто-то скажет: да просто это пленных взяли, вели, и они по какой-то причине теряли пуговицы, или раненых и убитых там, или трупы стаскивали, а потом с них падало — вот вам интерпретация. А вот интерпретация другая, что нет, это следы боя и люди упали — вот две интерпретации. А что может их снять? А снимает их как раз таки зона активного боевого действия, выражающегося в боеприпасе, который лежит определённым способом, а не кучками, потому что если он лежал, у него в сумке это всё кучкой должно лежать. А если у меня залпы и фиксируются они характерными скоплениями, то тут уже сложнее с этой интерпретацией, она ещё не снята, то, что это просто там убитых вывезли, — ещё не снята. Мы очень корректно подходим к интерпретации, но факт заключается в том, что у нас есть подразделение, которое атаковало в этом направлении. Мы примерно знаем по письменным источникам, во сколько оно атаковало, но мы знаем очень регион — в районе Семёновских флешей, а вот насколько далеко оно прошло, насколько удар был таков, как его описывают те или иные люди воспоминающие. Вот вам пример, вернусь я к батарее Раевского. Был ранний утренний удар Богарне, Дау и Нея, две атаки было: в 9 утра и в 9:15. Атаку в 9 утра отбили, а в 9:15 через 15 минут они врываются на курганную высоту. Это был драматический период сражения. Потом 33 полк Бонами, и сам Бонами, он взял эту курганную высоту, но его потом сбили.
Известный эпизод, когда Ермолов шёл, значит, в тылу и вдруг увидел, что батарея взята. Шёл он пешком из ставки в сторону Багратиона, то есть, к Семёновским флешам. И он собирает всех, кто был у него вокруг, и он выбивает атаку. Бонами был полковник великий, был взят в плен, и, причём, при страшнейших условиях: он получил несколько десятков, по-моему, даже штыковых ударов в себя, но вот такая ситуация. А вы знаете, говорит, что как это выглядит с точки зрения археологии? Мы картографировали все пуговицы, их несколько десятков номерных пуговиц его полка, и просто как они лежат. Оказалось, что почему-то в письменных источниках именно об этом, о его подразделении говорится. Ну, может быть так случилось, может быть о других забыли, но факт, который мы получили, говорит о том, что львиная доля пуговиц относится именно к его подразделению. Есть и другие, но штучные, а вот его — львиная. Отсюда я могу сделать интерпретацию, что основные потери всё-таки понёс этот полк, и он действительно был, неспроста его так описывали. Но самое главное, что описание письменных источников говорит о том, что они взяли батарею, чуть-чуть с неё спустились, но за батареей протекает ручей Огник, а за ним ещё почти на 500 метров вглубь русских позиций идут следы боя. Огромное количество залпов. Ладно, только залпы, — картечь. Ладно, только картечь, — какая ещё картечь. Тут же ведь, понимаете, сколько начинается нового. Когда обращаешься к военным историкам, спрашиваешь: а какая бывает картечь на тот период? Вот все знают униформу, любят униформу, а вот картечь какая бывает? Они нам рассказывают: бывает там большая, средняя, маленькая. Маленькая — это ближняя, стрелялась, условно говоря, с нескольких десятков метров. Я говорю: а вы знаете, что если я получил зону этих картечей, то я примерно могу сказать, где стояла пушка. Я могу просто поставить циркуль, отложить ваши эти несколько десятков метров по кругу, зная, где наши стояли и где они, я вам эту зону нарисую.

Лекс Кравецкий. Там ведь действительно можно по сектору восстановить центр.

Олег Двуреченский. Конечно. И мы это делаем, это делает археология.

Так подразделения этого полка не просто взяли курганную высоту, — прошли через Огник и пошли глубоко в тыл. Мы тоже это докладывали. И тоже вызывало массу споров этот момент — «Как так?! Да не может быть! Это ж почти катастрофа, разрезали русские позиции!» Я вам сейчас рассказываю о военной археологии, но на этом эпизоде я вам показываю, как начинает говорить материальная культура.