Код белорусов — травма

http://nn.by/?c=ar&i=128094&lang=ru
Что нас особенно выделяет среди остальных? Болезненные травмы, которые наносились нам из поколения в поколение.
Меня воспитывали родители, которые родились в 1930-е годы, чье детство и юность пришлись на времена сталинистов и нацистов.
Моих родителей воспитали их родители, на чью долю выпали революции и три оккупации.
Моих дедов воспитывали их родители, на чьей памяти были времена крепостничества и восстания 1863 года…
Какой опыт вынесла моя семья? Прежде всего, способность выжить при любой власти, приспосабливаться к любым обстоятельствам, смотреть в будущее с опасливым пессимизмом, не высказывать своих взглядов, не выделяться среди других, не бежать впереди остальных.
( Read more... )

Война без прикрас и героических подвигов

Оригинал взят у kurt_bielarus в Цікавыя ўспаміны савецкага вайсковапалоннага, які потым партызаніў на Беларусі

Волков Юрий Сергеевич. Война без прикрас и героических подвигов
http://vadim-blin.narod.ru/papa/04_plen.htm

Начинаем разговор об одежде. Говорю, что мне нужно поменять военную форму на гражданскую одежду. Они сначала не понимают, чего я хочу, но потом оказывается, что у них нет слов «военная», «гражданская», а есть слова «войскَова», «цивَильна». С трудом начинаем понимать друг друга. Они, ссылаясь на свою бедность, говорят, что ничего не могут дать за мою шинель равноценного. Я говорю:
— Давайте, что у вас есть. Не идти же мне дальше в шинели, в пилотке, в обмотках. Меня же сразу заберут немцы!
— Немцев на хуторах не ма. Они тыльхо на «чугَунке» (железной дороге) и в мястََэчках, але пан может не захَодить в мястَэчки.
В конце концов, приносят своё старое, поношенное барахло. Что мне оставалось делать?
Останавливаюсь на залатанной-перелатанной кацавейке, которая когда-то была одного цвета, а сейчас в результате множества заплат стала просто пёстрой. Кроме неё, мне находят старенькую помятую кепку и неопределённого серого цвета заношенные штаны. Вместо гимнастёрки — сильно поношенную, серенькую, выцветшую рубашку без отложного воротника.
Хозяин сообщает мне, что ближайшие местечки, которые мне надо обойти при движении на восток — это Дрисвяты, Опса, Браслав, Слободка. Сообщил также, что местность эта раньше была в Польше, а когда пришли Советы, то её вместе с Вильно (теперь Вильнюс) передали Литве, что литовцев тут много, живут богато на хуторах, и к ним лучше не заходить: русских и всех советских они не любят, так как многих из них хотели раскулачить и выслать в Сибирь, но не успели. Пришли немцы.

Разговаривать с ним мне было трудно, так как многие выражения, которые он употреблял, мне были непонятны. Я понятия не имел ни о белорусском, ни о польском языках, из которых знал разве только слова «пан» да «бульба», вычитанные ещё у Гоголя.
...Отвечал же обычно, что дом мой на Урале, немцы туда никогда не дойдут, так что иду я не домой (многие вырывались из плена не только потому, что не хотели умирать голодной смертью, но и потому, что их родные места уже были захвачены немцами, и они собирались просто добраться до дома, до родных — дома и стены помогают — и там уже решить, что делать дальше). Говорил, что собираюсь дойти до нашей Советской Белоруссии, Всходней (Восточной), как её тут называли, где мне легче будет находиться среди своих советских людей, а то здесь на Западной (Заходней Беларуси) чувствую себя как бы чужим, даже языка местного не знаю и многое не совсем понимаю.
— А у нас язык мешаный: трохи российского, трохи польского, трохи украинского. Отَо наша бялоруска мَова. Алََе народ у нас добры. Нех пан ня мысли, что с тَамтей стрَоны границы народ лَепши (не думайте, что по ту сторону границы народ лучше).
Сообщили также, что мне нужно идти, по крайней мере, до Дриссы, где по Двине проходила граница до 1939 года, и на той стороне реки уже будет Восточная Белоруссия. Карты у меня, естественно, не было, да и в хатах, в которых я ночевал, нигде не видел даже подобия географической карты. Приходилось верить наслово, и на следующем ночлеге снова расспрашивать и советоваться, куда идти.
Больше всего поражало жителей, что в России (почему-то никто нашу страну не называл Советским Союзом) все грамотные, а когда узнавали, что я окончил 10 классов и даже учился в институте, то, обращаясь ко мне, называли меня не иначе, как «пан магистр». Не понимая значения этого слова, я старался больше не распространяться о своём образовании.
Но абсолютная тишина — даже «коловрَоты» переставали жужжать — наступала, как только кто-либо задавал вопрос о колхозах («калгасах» по-белорусски). Это был самый больной вопрос на Западной Белоруссии. Привыкшие к единоличному хозяйству, люди эти не представляли себе, как это можно объединиться и иметь всё общее. Как мог, я оправдывался, что вырос в городе, и про колхозы знаю совсем мало, и дипломатично пытался разъяснить, что есть и хорошие колхозы, где люди живут зажиточно, а есть и плохие, и жизнь там не сладкая.( ... )

"Кровь и пепел Дражно"

http://www.kp.by/daily/23975/146246
Только через шесть десятков лет уцелевшие жители белорусской деревни Дражно Стародорожского района решились рассказать о страшных событиях, пережитых ими в 1943 году. Их истории в своей книге «Кроў і попел Дражна» собрал белорусский краевед Виктор ХУРСИК.
Белорусские партизаны храбро сражались с гитлеровцами в годы Великой Отечественной войны. Партизан был главным защитником мирных жителей, символом освобождения от фашизма. Советская история идеализировала образ «народного мстителя», и говорить о его проступках было немыслимо. Только через шесть десятков лет уцелевшие жители белорусской деревни Дражно Стародорожского района решились рассказать о страшных событиях, пережитых ими в 1943 году. Их истории в своей книге «Кроў і попел Дражна» собрал белорусский краевед Виктор ХУРСИК.
Автор утверждает, что 14 апреля 1943 года партизаны напали на Дражно и без разбору стреляли, резали и заживо сжигали мирных жителей. Показания уцелевших дражненцев автор подтверждает документами из Национального архива Республики Беларусь.Один из выживших свидетелей сожжения деревни Николай Иванович Петровский после войны переехал жить в Минск, где до пенсии проработал электриком на госпредприятии. Сегодня ветерану 79 лет, он тяжело болен.
- Наверное, в последний раз навещаю Дражно, - медленно, нахмурившись, говорил Николай Иванович, когда мы въезжали в деревню. - Больше шестидесяти лет я каждый день вспоминаю тот ужас, каждый день. И хочу, чтобы люди узнали правду. Ведь партизаны, которые убили своих земляков, так и остались героями. Эта трагедия страшнее Хатыни.( Read more... )

ДРУГОЕ МНЕНИЕ
Эммануил Иоффе: «Промахи бывают у всех»
Доктор исторических наук Эммануил Иоффе - главный идейный оппонент Виктора Хурсика. К событиям 14 апреля 1943 года в Дражно он относится по-другому.- Партизаны невиновны, они исполняли приказ сверху, - утверждает Эммануил Григорьевич. - Я работал с документами. По моим данным, Дражно было крупным полицейским гарнизоном. Подавляющее большинство жителей были полицаями.

Конечно, и командиров партизанских бригад идеализировать нельзя, я не снимаю с них определенной вины. Я лично разговаривал со многими командирами, война есть война, всякое случалось в пылу борьбы. Да и приказы уничтожать врагов давала Москва.К комбригу Иванову у меня двойственное отношение. С одной стороны, он добросовестно выполнял приказы, но промахи бывают у всех.